Я зауважала профессию актера.

С детства недолюбливала театр, т.к. мне казалось, что это ну просто очевидное враньё: «вот они все плакали только что, этот вот вообще умер, и вот занавес — и все стоят, улыбаются и кланяются; и декорации эти картонные, и лица в слое грима, ну видно же – всё ненастоящее здесь!

И актеры как-то всегда мне казались ненадежными людьми: у них же профессия — притворяться. Притворяться, что любишь, что тебе весело, или грустно, или больно. Да, они позволяют людям прожить вместе с ними массу эмоций и ситуаций, прожить жизнь, которой у них не было, некоторые делают это гениально, но всё-таки – они при-тво-ря-ют-ся.

И вот на этой неделе я начала вспоминать, как я с детства пыталась определиться с тем, кем мне быть. И всё никак не могла. Я думала: «вот везёт же людям, которых так прёт что-то делать, что они просто не могут этого не делать, и это становится делом их жизни».

А мне столько всего сразу нравилось… Но: при этом у меня было чёткое убеждение, что если ты начинаешь что-то делать – делать это надо фундаментально и довести свои навыки в этом занятии до, ну если не виртуозного, то хотя бы высокопрофессионального уровня, иначе это всё фуфел. Надо сказать, что убеждение это, безусловно, принесло свои плоды, но все они мне казались посредственными.

Т.к. если балет – то Жизель, если фортепиано — то Рахманинов, если влюбиться – то один раз и на всю жизнь, быть умницей-красавицей женой с идеальным домом и воспитанными розовощекими детьми, ну и ещё масса фантазий. И дело не в том, чтобы быть лучше других — а именно в виртуозности, в кайфе от своих возможностей. Мне казалось, я откуда-то помню это ощущение, когда ты крутишь фуэтэ или сальто в спортивной гимнастике, или садишься за рояль, а у тебя из-под пальцев разлетаются аккорды на несколько октав, или смотришь на любимого мужа, который держит на руках вашего новорожденного младенца, или одним ударом вырубаешь противника. И я понимала, что для того чтобы достичь того уровня, который бы принес мне удовлетворение в этих занятиях, мне нужно было бы отказаться от всего остального и впахивать на что-то одно.

И, видимо, где-то на заднем плане я понимала, что мне придется отказаться от радости и свободы, которую я испытываю, когда не задумываюсь о том, насколько профессионально я это делаю. Отказаться от такой радости и свободы, когда ты просто сидишь сам по себе и смотришь на небо. И тебе просто хорошо и не нужно ничего достигать. У меня было четкое ощущение, что сделав однажды выбор, я впрягусь во что-то. Я пыталась впрячься в роль и отождествиться с ней раз и навсегда, а внутри всё протестовало. Это был бы всего лишь выбор одной роли в ущерб другой.

Я вспомнила, как в одном интервью кто-то сказал, что профессионализм актера характеризуется не только его способностью войти в роль, но и то, с какой легкостью он из неё выходит. Потому что если забыть, кто ты, ты навсегда можешь остаться жертвой, или палачом, или безумцем, или обманутым любовником. Как в мультифильме «Халиф-аист» принц получает возможность превращаться в разных животных, но чтобы стать снова собой, ему нужно сказать волшебное слово «Мутабор», и однажды он его забывает. Нельзя забывать волшебное слово.

Я вспомнила моменты, когда у меня было чёткое ощущение, что я играю:

— вот я готовлю ужин и жду возвращения любимого мужчины домой, и бац – я смотрю на себя со стороны и мысль: «Даша, ты просто играешь в «домик»;

— вот я сижу на переговорах, искренне вовлечена в процесс, бац – Даша, ты играешь в компетентного сотрудника, как в детстве в иностранных фильмах, где по офису все ходили с умным видом в красивых юбках, блузках и туфлях на шпильке;

— вот я в бешенстве шиплю на кого и глазами прибиваю к стенке – Ооо, это у нас злая королева ну или спецназовец.

При этом в тех же самых ситуациях были другие моменты какой-то тишины и полного погружения в сейчас безо всякого сопротивления. Без ума. И тогда это всё шло правильно. Из этой тишины всё было искренним.

И вот сейчас я вдруг почувствовала себя актёром. И я зауважала свой труд и труд остальных на этой сцене. Я открываю свой шкаф с одеждой и вижу костюмы к разным пьесам.

Я почувствовала себя картой «Шут».

Я никак не могла понять, в чем для меня её смысл. Я много смеюсь; ношу самую разную одежду; люди, которые намного младше меня, считают часто, что я веду себя как ребенок; друзья периодически говорят мне, что я живу в каком-то своем мире.

Вроде бы всё на месте. Но есть ещё страх. Страх не найти свою роль, а найдя ее — потерять себя в ней.

Но мне не нужно искать эту роль. Я могу быть кем угодно, потому что я знаю, кто я.

На йоге голоса у нас есть такая практика – интуитивное пение. Ближе к концу занятия мы садимся в круг. Сначала поём один тон. Потом каждый начинает вести свою мелодию, даже не мелодию, а просто звук, который просится. В первый раз меня это очень напрягло: какая-то какофония, кто в лес, кто по дрова. Но в какой-то момент мозг сдался, отчаявшись вывести всех в гармонию или пристроиться к чьей-то песне. И вот ты звучишь. В какой-то момент это просто твой звук в общем хаосе, потом с кем-то вы входите в созвучие и твой голос приобретает другие оттенки, потом этот союз распадается, ты снова звучишь сам по себе, потом звучишь с кем-то ещё и у вас уже совсем другая гармония раскрывается, потом весь круг сливается в одну мелодию, потом всё опять распадается в какофонию. Так можно петь очень долго и совсем не устаешь. Рождаются то шаманские заклинания, то казачий напев в степи, то грустная эльфийская песня. И ты — часть этого всего.

Но ты всегда поёшь свою песню, хаос ли вокруг или стройная гармония, поёт ли её кто-то с тобой или нет.

Ты поёшь свою песню!

Дарья

«Путь к Призванию»)